Ростислав Полчанинов

Когда мы закончили упаковку американского белого хлеба, который нужно было слегка поджаривать, у нас был перерыв. Ждали чёрный. Он был более плотный, а, следовательно, фунт чёрного хлеба по размерам был меньше, чем фунт белого. Значит, ящик с чёрным хлебом был тяжелее ящика с белым хлебом, но я как-то справлялся. Мы кончили работу довольно рано, и Рури объявил, что мы можем идти в комнату для отдыха, а я им расскажу, что нового в Германии.

На вопрос, что нового, я ответил, что о новостях пишут в газетах, а я им могу рассказать о старом, если это им будет интересно. Все согласились. Я их спросил, хотят ли они, чтобы я им рассказал о том, как в 1871 году Германия стала империей. Все согласились. Начал с того, что прусская армия окружила французов, которые решили на следующий день сдаться. Чтобы не сдавать своих знамён немцам, французы всю ночь их сжигали. Прусский король Вильгельм вступил со своим войском в Париж и там в Версальском дворце в «Зеркальном зале» провозгласил себя императором Германии. Говорил подробно, и все меня с вниманием слушали. Император Вильгельм объявил отмену
виз в границах Германской империи для переезда из одного немецкого государства в другое, ввёл единые для всей Германии деньги – рейхсмарки, объединил почту, но деликатно оставил всех королей и князей у власти с правом иметь за границей по-прежнему свои посольства, продолжать печатать свои почтовые марки и многое другое. Закончил, сказав, что французы чувствовали себя униженными и оскорблёнными, и в 1918 году немцы должны были в том же Версале и в том же зале подписать унизительное Версальское соглашение. Был обмен мнениями, были вопросы, но Рури сказал, что пора кончать и отмечать свои рабочие карточки. Так прошёл мой первый день на фабрике Дугана.

Во вторник, на следующий день, во время перерыва между белым и чёрным хлебом меня сразу окружило несколько
человек с вопросом: о чём я думаю им сегодня рассказать. Мне было приятно, что в их глазах я не просто человек из
Германии, а немножко больше. Сказав, что не буду говорить о подписании Версальского договора, о котором всем и всё известно, расскажу о том, о чём немцы старались не говорить, а победители делали вид, что ничего не знают.

Чтобы понять, как всё случилось, и не повторять ошибок в случае новой войны, немцы создали специальную комиссию, куда привлекли специалистов. Начнём с экономики. Вскоре после подписания Версальского договора в Германии началась небывалая инфляция. В 1923 году была проведена денежная реформа, и за биллион (1 000 000 000) старых марок давали одну новую марку. Комиссия предложила с первого дня новой войны заморозить не только цены и жалования, но и всю экономику. Торговцы должны были сохранить витрины в том виде, в каком они были в первый день войны. Издательства, существовавшие не от продажи газет и журналов, а от реклам, должны были получать эти рекламы от тех, кто до войны им их давал, и, не имея рекламируемого товара, платить за эти рекламы. В первый день войны все магазины были закрыты, и инспектора составляли списки товаров. Как только был составлен список, торговцы получали его с указанием, что продаётся по карточкам, что по специальным разрешениям, а что можно было свободно продавать и по свободным ценам. Дело дошло до того, что можно было продавать только вчерашний хлеб, потому что хлеб сегодняшней выпечки люди ели быстрее, чем вчерашний, и для контроля на хлеб и булки ставилась печать дня выпечки. Делался и анализ продовольственных карточек с учётом на будущее. Не меньшее внимание было и к почте.

В Первую великую войну цензура проверяла все письма, что требовало огромного количества цензоров. Комиссия рекомендовала освободить всё посылаемое в границах Германии от проверки, а относительно писем за границу были введены строгие правила. С ними я познакомился чуть ли не на следующий день, когда хотел послать письмо маме в Хорватию. Мой друг Олег Поляков, который оказался в Берлине до меня и посылал письма родителям в Черногорию, обо всём меня предупредил. На почту надо было принести письмо с именем и берлинским адресом отправителя и паспорт, чтобы доказать, что я указал правильно своё имя. Письмо не должно было быть заклеенным, чтобы служащий мог сразу проверить, не посылаю ли я что-нибудь запрещённое, например, почтовые марки, и указано ли, на каком языке письмо. Клеить марку я не имел права, это должен был сделать почтовый служащий. Он же и заклеивал письмо после проверки. Он должен был погасить марку штемпелем, по которому можно было бы установить, кто принимал и проверял письмо. Небольшую газетную заметку можно было вложить, но не газетную статью. Всё это делалось, чтобы шпионы не могли для своих целей использовать почту. В подробности не вдавался, чтобы уложиться примерно в 20 минут перерыва. По вторникам всегда было много работы, и как только кончился хлеб, а это было уже за полночь, можно было сразу идти домой.