Интервью с Евгенией Никоненко-Бейли, одной из последних представительниц белой русской эмиграции 

В этом году перешагнула вековой рубеж и отметила свой 101-й день рождения одна из последних свидетельниц эпохи русского исхода из России Евгения Никоненко-Бейли. Напомним, что 1 июля 1923 года на американском транспортном корабле Merritt в США прибыла первая группа из 526 белых русских беженцев, искавших убежища от разыгравшейся в России революционной бури. На борту судна, ставшего историческим для многих русских эмигрантов, в Америку приплыли и родители моей собеседницы Евгении Никоненко-Бейли – Павел и Мария Никоненко. Сама она тоже была там только в животе мамы: на свет девочка появилась ровно четыре месяца спустя, 1 ноября 1923 года.

— Евгения Павловна, почему прибытие корабля Merritt 1 июля 1923 года так важно для истории русской эмиграции в США?

— Это были беженцы, покинувшие Россию с флотилией адмирала Георгия Старка. Они воспользовались приглашением США. Для нас, русских американцев, особенно для тех, кто живет в районе Сан-Франциско, это памятный день. Он открыл для нас возможности жить в новой стране. Вот почему этот день важен для нас. Наши родители, дедушки и бабушки не выбирали этого, но им пришлось выбрать другую страну, не Россию. 

— Путь Ваших родителей и других беженцев был отнюдь не простым. Они отплыли из Владивостока, и я даже не могу припомнить, сколько стран пришлось им пройти прежде, чем они нашли прибежище в США.

— День исхода из Владивостока –  22 октября 1922 года. Они погрузились на один из кораблей из флотилии адмирала Старка и покинули Россию. Конечно, все надеялись вернуться, но этого не произошло. Несколько лет назад я побывала во Владивостоке, чтобы закрыть этот семейный круг. Мои родители покинули этот город больше 100 лет назад, и я вернулась туда.

— Как Ваши родители оказались на борту Merritt в числе других беженцев?

— Я думаю, мне нужно начать с самых истоков этой истории. А начинается она с моего отца. Он родился в 1899 году недалеко от Киева, в районе Белой Церкви. Его отец, мой дедушка, служил у очень богатого польского графа. 

У моего папы было три сестры и брат. Мама у них умерла при родах. Папу отправили жить к тете. Потом папа решил поступать в военно-морское училище в Севастополе. Когда началась гражданская война, начальник училища решил, что им лучше будет эвакуироваться вместе с армией и флотом. Они покинули Севастополь в 1920 году. 

В то время в Черном море находилось много британских и французских военных кораблей. Мой отец вместе с однокашниками попал на британский флот. Англичане решили отправить их и других русских беженцев в Ирак,  в лагерь для перемещенных лиц в Басре. Там они провели больше года.

Затем британцы, контролировавшие Месопотамию, решили переправить их из Басры во Владивосток. Корабль прибыл туда в конце 1921 года. Там мой папа решил продолжить учебу и поступил в местное военно-морское училище. И познакомился с братьями моей мамы, а с их помощью и с ней самой. 

Мои родители поженились 2 октября 1922 года. А уже 20 октября им вместе с другими беженцами пришлось примкнуть к флотилии адмирала Старка и покинуть Владивосток, который захватили большевики.

На пути, в Японском море, у них возникли проблемы: многие корабли  находились в плохом состоянии. Японцы встретили флотилию крайне недружелюбно, не разрешили русским сойти на берег в своих портах. Затем они пришвартовались в Шанхае, где на берег сошла часть беженцев.

В это время русской флотилии решили помочь США. Они предоставили им убежище на Филиппинах. Наши корабли достигли Манилы в январе 1923 года. Четыре месяца беженцы провели на филиппинском острове, после чего американцы решили принять более 500 человек на своей территории. Таким образом, в мае 1923 года Филиппины покинули 528 человек, пожелавших отправиться в Америку. Они-то и прибыли в Сан-Франциско на борту транспортного корабля Merritt 1 июля 1923 года. В их числе были и мои родители.

Один человек, бывший на Merritt, написал книгу, где, в частности, рассказал, как тонул один из кораблей. На самом деле, это были два судна из флотилии Старка, которые попали в шторм. Мой папа был недалеко от одного из них и, поскольку он знал азбуку Морзе, то направил сигнал. Но ответ пришел на английском языке, а папа английского тогда не знал.

— А почему Ваши родители и другие люди, прибывшие вместе с ними, неохотно делились воспоминаниями об этом путешествии?

— Люди, которые там находились, пережили трагедию. И эти переживания не были чем-то таким, чем им хотелось бы поделиться.

Один из членов экипажа Merritt написал книгу об этом. Она никогда не публиковалась, но мне дали один экземпляр – это что-то вроде дневника. Прочитав его, я стала лучше понимать, что происходило на пути из Филиппин в Сан-Франциско. Это очень интересная книга, она помогла мне многое узнать. 

— Вам доводилось встречаться с теми, кто, как и Ваши родители, прибыли в Сан-Франциско на борту Merritt? Если да, то что эти люди Вам рассказывали?

— Да, я общалась с людьми, которые там были вместе с моими родителями, с некоторыми друзьями нашей семьи. В разговорах между собой взрослые делились тем, что им довелось пережить. 

Спустя много лет папа съездил на Украину и навестил там своих сестер. Это произошло после Чернобыльской катастрофы. Он был там, видел то, что осталось после аварии. Кроме того, он проехал по Транссибирской железной дороге. Таким образом он смог найти точки соприкосновения со своим прошлым.

Что касается моей мамы, то она никогда не говорила со мной о том, что с ней произошло. Насколько мне известно, мой дедушка по материнской линии был из Санкт-Петербурга.

— А что Вам еще удалось узнать в истории плавания корабля Merrit?

— О, я побывала в самых разных местах. Например, в библиотеке Гонолулу на Гавайях, где хранились записи о том самом посещении островов русскими беженцами. Кроме того, люди делились со мной сведениями о том, где еще можно найти дополнительные сведения. Я чувствовала себя огромным осьминогом, которой добывает информацию из самых разных источников.

Но, пожалуй, труднее всего мне было найти кинопленки о прибытии русских в Сан-Франциско. В газетах того времени сообщалось, что американцы проявили очень большой интерес к этому событию и снимали фильмы. Однако обнаружить их оказалось очень трудно.

— От многих русских американцев я слышал, что их родители даже не распаковывали чемоданы, чтобы при первой же возможности вернуться в Россию.

— Это на самом деле так.

— У Вас в семье было так же?

— Нет. Как я уже говорила, мои родители никогда не делились со мной своими переживаниями. Но по тому, что они делали, как вели себя по жизни, я знаю, что им было сложно.

Моя мама прекратила все связи со своими родными, которые остались в России. Она могла писать своей маме, моей бабушке. Но советская цензура была ужасной, и в конце концов наши родственники в СССР сказали: «Пожалуйста, больше не пишите нам».

Я знаю, что после Второй мировой войны моя бабушка и ее близкие переехали из Владивостока в Подмосковье. Много лет спустя мне довелось встретиться с моим дядей Николаем, братом моей мамы. Я десять раз ездила в Россию и во время одной из таких поездок встретилась с ним.

— Какие воспоминания у Вас остались от той встречи?

— В большой степени я делала это ради моей мамы. Для меня дядя был совсем чужим человеком, хоть в нас и текла родная кровь. Я совсем ничего не знала о нём, но чувствовала, что для меня важно пообщаться с ним. Мы с ним сфотографировались, я передала моей маме эту карточку и рассказала ей все, что услышала от него. 

— Какова была реакция Вашей мамы?

— Она была очень рада, что у меня была возможность пообщаться с дядей. После того, как умерли бабушка и дядя Коля, остался его сын, который живет в Москве. 

С другими дальними родственниками по материнской линии я встретилась в 2003 году, когда приезжала в Санкт-Петербург во время празднования 300-летия города. Они были у  меня в гостинице. 

— На борту корабля Merritt было 13 беременных женщин, включая Вашу маму. Вы родились ровно через четыре месяца после прибытия – 1 ноября 1923 года. Вам известна судьба остальных 12 детей?

— А как Вы думаете, сколько людей моего поколения первых детей русской эмиграции осталось в живых сейчас?

— Возможно, Вы единственная.

— Конечно, я бы хотела узнать, как сложилась судьба других детей, кто из них жив до сих пор. Но я не думаю, что у меня достаточно сил и времени для этого. Я знаю одного такого человека, он на год младше меня. Его папа был лейтенантом в Белой армии и вместе с его мамой тоже был на борту Merritt. 

— Возможно, кто-то прочитает наше интервью и откликнется.

— Во всяком случае, я знаю, что все, кто был хоть немного старше нас, уже скончались. Многие из них нашли последний приют на Сербском кладбище в Сан-Франциско, там лежат и мои родители.