Степан Осипович Макаров — легендарная фигура в русской военной истории. Вице-адмирал, изобретатель минного транспорта, разработчик теории непотопляемости, пионер использования ледоколов, океанограф, полярный исследователь, кораблестроитель. И, конечно, герой русско-японской войны, которому отдавали дань уважения даже его противники. 

Предсказание мисс Кейт Селфридж в Сан-Франциско 

Крепко сбитый, несколько молчаливый и выглядевший старше своих лет, Макаров стал любимцем губернатора Приморской области контр-адмирала В.П.Казакевича, который отправлял его на практику в самые интересные плавания на судах Сибирской флотилии. По его приказу Степан Макаров был назначен флагманским кадетом, и ему удалось побывать во многих крупных портах тихоокеанского побережья России, Америки и Японии.

Известно, что в разгар Гражданской войны в США в 1863-1864 годах, Русская Тихоокеанская эскадра под командованием контр-адмирала Андрея Александровича Попова находилась в Сан-Франциско. В числе русских моряков, прибывших в Калифорнию для поддержки северян и демонстрации флага, был и юный морской кадет Степан Макаров. Несколько месяцев, вместе с экипажем клипера «Богатырь» Макаров провел в Сан-Франциско, где судно ремонтировалось в доке на Mare Island. 

Неожиданно для себя 14-летний кадет влюбился здесь в 20-летнюю мисс Кейт Селфридж и по этому поводу оставил в своем дневнике следующую запись:  «Познакомившись в Сан-Франциско с семейством Selfridge, я нашел все, что искал. Семейство – самое милое, с прекраснейшими правилами, с детской скромностью. И в этом семействе все меня полюбили как родного, радовались, когда я приезжал к ним, и скучали, когда я уезжал. Само собой разумеется, что попав 14 лет в такое прекрасное общество, которое я жаждал, я полюбил его всей душой, и оно навсегда  останется в моей  памяти».

На клипере увлечение молоденького кадета не осталось незамеченным, и офицеры стали подшучивать над ним, но Степан только отмалчивался. Не по годам взрослый, он не обращал никакого внимания на насмешников и все свободное время проводил в знакомом доме.  Формальной причиной этих визитов было увлечение Макарова английским языком. Кейт усаживалась шить или вязать, а рядом пристраивался Степан с какой-нибудь книжкой, выбранной девушкой, и читал вслух. В основном это были любовные романчики, и юноша краснел, когда его собеседница, улыбаясь, просила его разобрать то или иное трудное предложение, выбирая его, как нарочно, из любовных сцен.  Иногда Кейт гадала при Степане на знакомых офицеров, а однажды предложила узнать его собственную судьбу.  Бросив карты, девушка просияла:

— О, да Вам суждено быть знаменитым флотоводцем, таким, как Нельсон. У Вас впереди прекрасная карьера, множество орденов и наград. К Вам будут благоволить королевские персоны!

Перевернув еще несколько карт, Кейт нахмурилась:

— Господи, только не это..! – и смешала карты.

Степан упрашивал: 

— Ну, что там дальше? Пожалуйста, расскажите…

После долгих уговоров Кейт сдалась:

— Ну, ладно, Вы будете командовать самым большим флотом в мире и на его флагмане уйдете в пучину.

Улыбка опять появилась на ее  лице:

— Вы же понимаете, это только карты! Не стоит принимать их всерьез.

Степан же, прервав ее, возразил:

— Это самый лучший конец для всякого моряка — погибнуть вместе с кораблем. 

Поразительно, но спустя сорок лет, после опасных дальних плаваний, боевых экспедиций и научных исследований, это предсказание в точности сбылось.

«Мое место в Порт-Артуре» 

Еще в 1895 г., в ожидании разрыва с Японией, внимание адмирала было полностью поглощено разработкой морской тактики на случай боевых действий. В последующие годы (в 1896 и 1898), командуя Практической эскадрой, Макаров имел возможность на деле проверить свои соображения по морским качествам корабля, артиллерийскому и минному вооружению, вопросам непотопляемости, борьбе за живучесть. 

Этими проблемами он продолжал заниматься даже на чисто административных постах, таких, например, как командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта, так как чувствовал, что его призвание и главное дело – руководить морскими силами. 

— Ты доволен своим положением? — спросил как-то Макарова один из его близких друзей, заглянувших к нему в Кронштадт. — Все-таки ты хозяин главного военного порта Российской Империи.

— Мое место в Порт-Артуре, — возразил Макаров, — но туда меня пошлют лишь тогда, когда дела наши на востоке станут совсем уж плохи, — разгребать мусор, оставленный предыдущими деятелями.

Адмирал давно предвидел неизбежность столкновения с Японией и знал, что избежать войны можно только сохранением превосходства на море. Но политика определялась в Петербурге, и влиять на нее главный командир Кронштадтского порта не мог. И тем не менее он решился написать письмо Управляющему Морским министерством адмиралу Федору Карловичу Авелану, в котором предостерегал от возможных ошибок. Верная оценка Макаровым военной обстановки  способствовала тому, что он был тотчас послан на Дальний Восток поправить испорченное дело.

4 февраля 1904 г., после приема у императора, С.О. Макаров отбыл очередным экспрессным поездом в театр военных действий. В Петербурге ему предложили воспользоваться экстренным поездом, на что он сказал:

— Помилуйте! Теперь главное – перевозить без промедления войска, а экстренный поезд испортит весь график движения.

Весь Кронштадт провожал адмирала на Восток. По пути следования на вокзал были собраны морские команды, с которыми Макаров прощался такими словами: “Спасибо, братцы, что собрались проводить меня. Там начинается жаркое дело. Нужны люди — иду и я”.

Вся Россия, потрясенная началом войны с Японией, с надеждой смотрела на адмирала, ото всюду приходили телеграммы, приветствовавшие это назначение. Сам же он оставался спокойным. Казалось, он едет на самое обычное дело. По дороге в Порт-Артур, которая длилась 20 дней, Макаров вместе с офицерами его сопровождавшими занимался вопросами по упорядочению положения флота на Дальнем Востоке. Конечно, исправлять старые ошибки было поздно, но адмирал верил, возможно, единственный из всех, что из любой ситуации должен быть выход.

По пути он направил несколько телеграмм в Петербург с требованием предпринять кое-какие шаги для укрепления положения флота, но, как известно, ни одно из требований Макарова выполнено не было.

Последний бой «Петропавловска»

Утром 24 февраля командующий флотом прибыл в Порт-Артур и переехал на крейсер 1 ранга «Аскольд».  Занимаясь приемом дел и совещаниями, Макаров выбирал минуты для посещения кораблей эскадры. Эти визиты были кратки: рапорт командира, знакомство с офицерами и командой, осмотр судна, – но тем не менее в экипажах этих посещений ждали. Нравственное влияние Макарова на моряков было столь велико, что многие верили: с подъемом его флага флот получил начальника, способного вести на славные дела.

Популярность адмирала, убеждение, что это, наконец, «настоящий», росли не по дням, а по часам. Создавались целые легенды о его планах и намерениях, и в них страстно верили.

— Теперь Борода покажет японцам, где раки зимуют, — говорили на одном корабле.

— Наш Дедушка не из тех, чтобы отступать, — вторили на другом.

Однажды сигнальная станция донесла, что в море идет бой между русскими и японскими миноносцами, и на подмогу нашим вышли из гавани «Аскольд» и «Новик».  Неужели адмирал сам отправился на выручку? Этот вопрос мигом заинтересовал всех. Офицеры на мостиках кораблей вглядывались в бинокли: нет, на «Аскольде» флаг командующего не был виден.

— Ну понятно, нельзя же так рисковать, — поясняли некоторые.

— Глядите, глядите, флаг на «Новике»! — закричал вдруг сигнальщик. И точно: на мачте крохотного крейсера «Новик», мчавшегося на выручку миноносцу, развевался флаг командующего флотом!

— Ну и Борода! Не утерпел-таки! Но это уже чересчур!

Но по-макаровски это было вовсе  не «чересчур», а то, что требовалось. Это были похороны старого лозунга «не рисковать» и замена его новыми. Отныне Макаров мог смело говорить – «моя эскадра». Отныне десятки тысяч людей принадлежали ему душой и телом. А положение было не из веселых. Действительность то и дело отрезвляла моряков.  Гибли в схватках с более сильным неприятелем и подрывались на японских минах корабли, теряли людей. Попытки Макарова лучше подготовить флот к предстоящим действиям на море приносили свои результаты, но они сплошь и рядом наталкивались на непонимание чиновников, да и времени было слишком мало. Гибель адмирала Макарова и его штаба вместе с «Петропавловском» застала флот в самый разгар подготовки, после нее флот остался без боевого начальника и без ясного стратегического плана.

Мгновенная гибель броненосца произвела ошеломляющее впечатление на эскадру — с судов были немедленно спущены шлюпки, которые направились к месту катастрофы, но спасти удалось лишь немногих. Тела адмирала не нашли, из воды вытащили лишь его пальто, которое он, очевидно, скинул во время взрыва. Непонятное предчувствие иглой кольнуло в сердце, и адмирал не раздумывая отрывисто бросил «флажку»:

— Просигнальте «Поворот все вдруг»: крейсерам и миноносцам возвращаться в Порт-Артур. 

Не успел. «В 9 часов 43 минут – сигнал…, — вспоминал последний, кто видел живым Макарова, — и вдруг послышался глухой сильный удар. У нас троих — капитана 2-го ранга Кроуна, сигнальщика и у меня — сорвало фуражки, и в одно мгновение стол, диван, шкаф с книгами и картами — все обратилось в груду обломков, циферблат с механизмом был вырван из футляра часов.

С трудом удалось высвободиться, и мы бросились к правому выходу из рубки на мостик. «Петропавловск» сильно кренился на правую сторону и настолько быстро погружался под воду, что, стоя на твердом мостике, казалось, не имеешь опоры и летишь с головокружительной быстротой куда-то в бездну. Это чувство было очень неприятно.

Говорить, конечно, нельзя было из-за рева пламени, воды, постоянных взрывов и всеобщего разрушения.  Выскочив на правую сторону мостика, мы увидели впереди себя море пламени, удушливый едкий дым почти заставлял задохнуться. Здесь я заметил фигуру адмирала, стоявшего спиной ко мне. Как думают те, кто знал хорошо адмирала, он прошел вперед, сбросив с себя пальто, чтобы узнать, что случилось, и вот можно предположить, что он был оглушен или убит одним из сыпавшихся обломков».

Японский поэт Исикава Такубоку, который ушел из жизни через восемь лет, в тот же день, что и Степан Осипович Макаров — 13 апреля, посвятил русскому адмиралу такие строки: 

Друзья и недруги, отбросьте прочь мечи,

Не наносите яростных ударов,

Замрите со склоненной головой

При звуках имени его: Макаров.

Его я славлю в час вражды слепой

Сквозь грозный рёв потопа и пожаров.

В морской пучине, там где вал кипит,

Защитник Порт-Артура ныне спит.