Сегодня Соединенные Штаты отмечают 224-ю годовщину своего основания и принятия Континентальным Конгрессом Декларации независимости. И, думается, в этот день не лишним будет помянуть добрым словом «первого русского американца», свидетеля революционной войны Соединенных Штатов и, можно сказать, участника тех далеких событий в Новом свете, неутомимого путешественника, купца, литератора и переводчика, исследователя Федора Васильевича Каржавина.

Сын богатого петербургского купца Федор Васильевич Каржавин родился 20 января 1745 года (по другим данным – в 1743-м). Учился во Франции, куда вывез его отец, в Парижском университете. Во французской столице был зачислен на службу в российское посольство. Затем вернулся в Россию, преподавал французский язык в семинарии Троице-Сергиевой Лавры, был помощником архитектора в Экспедиции кремлевского строения, возглавляемой Василием Баженовым.

 С 1773 по 1788 годы Каржавин странствовал по Европе и Америке. Во Франции, где он путешествовал под именем Теодора л’Ами, он завел связи с маркизом Жильбером Лафайетом и посланником Конгресса США Сайласом Дином, женился на модистке Маргарите-Шарлотте Рамбур.

В 1776 году Федор Каржавин отправился в Вест-Индию, на французский остров Мартинику. Здесь он занялся торговлей и переводами при французском консульстве, проявил себя как врач и учитель, опубликовал книги на французском и испанском языках и вёл естественнонаучные наблюдения.

На Мартинике благодаря посредничеству маркиза Лафайета, ставшего теперь генералом американской армии, Каржавин завел знакомство с губернатором Вирджинии Томасом Джефферсоном. Для помощи американским повстанцам Каржавин, по некоторым данным, организовал добровольческий отряд из жителей Мартиники и снарядил на свои деньги три корабля с оружием.

В Вашингтоне, в Национальном архиве США, хранится письмо Каржавина от 15 июня 1777 года, в котором он предлагает свои услуги президенту Континентального конгресса Джону Хэнкому в качестве переводчика с французского языка и латыни, а также предлагает стать американским эмиссаром в России, которая в те времена, хотя и сохраняла нейтралитет, но еще не признавала независимость североамериканских колоний.

А вот как позднее писал сам Каржавин в «Записке о своей жизни» о годах, проведенных среди американских колонистов:

«В Виргинии (1778 г.), разъезжая по разным рекам, (мы) торговали в селениях и городах около 22-х месяцев, и наконец, при самом выязде из Виргинии, в феврале 1779 года, с богатым грузом, Англичане наехали на наш корабль, людей наших высадили над мелью на лед, недалеко от берегов, а корабль и на нем мое имение, на что была вся моя надежда, повели в Новый Иорк. Однако, думая сыскать помощь в Бостоне, исполнен русским не унывающим духом, к удивлению всех знакомых, пустился я пеший в путь с сумою на плечах, питаясь солдатским казенным хлебом по билету, яко военно-пленник пострадавший от Англичан, и дошел в 23 дни с паспортом министра и консулей французских до Бостона, где пробыл только 2-е суток, и не застав того мартиниканца, от коего а надеялся получить помощь, возвратился я в 19-ть дней в Филадельфию, претерпев величайшую нужду, быв два дни слеп от преломления солнечных лучей на снегом покрытых полях и в опасности как от Англичан, так и от самих Американцев, которые меня почли шпионом на заставах, потому что я весьма малое время пробыл в Бостоне, имел на себе пакеты письменные как из Филадельфии в Бостон, так и из Бостона в Филадельфию, и шел я не по большой фурманной дороге, но по линии, разделяющей их от неприятеля, и сквозь Вашингтонову армию…».

Добавим, что исполненный «русским не унывающим духом» Федор Каржавин был, по сути, инициатором и организатором первых личных контактов россиян и американцев. Он стоял у истоков российско-американских литературных связей; несмотря на то, что сам плохо знал английский язык, он уже в 18-м веке заметил разницу между тем языком, на котором говорили англичане, и тем языком, которым пользовались колонисты, и предложил называть его англо-американским.

По социальным взглядам Федор Каржавин был передовым человеком своего времени, противником крепостного права в России и рабства, которое в то время процветало в Новом Свете. Вот, что он писал в своих дневниках:

«…Все берега Африканские и Американские стонут от бесчеловечия, с каким сахарные промышленники поступают с черноцветными народами».

В 1789 году (по другим данным – 1788) году Каржавин вернулся во Францию, где стал свидетелем революционных событий, а затем – в Россию. В 1797-м, благодаря покровительству старых друзей на Родине, получил место переводчика в российской Коллегии иностранных дел, где прослужил в чине надворного советника (армейского подполковника) до самой смерти весной 1812-м года, всего несколько месяцев не дожив до вторжения Наполеона в Россию.

Федор Васильевич Каржавин оставил довольно богатое литературное наследие. Изредка он печатался под псевдонимом «Русский американец». Он написал много рассказов о жизни в Америке, об Американской революции, которые (на французском языке) до сих пор хранятся в российских архивах. И можно сказать, что роль Ф.В. Каржавина в становлении российско-американских отношений еще далеко не полностью изучена, в ней много темных пятен, и она ждет своего внимательного и дотошного исследователя.

Говоря о личности Каржавина, нам хотелось бы привести еще одну его цитату, которая показывает как его скромную оценку собственной персоны, так и глубокое уважение ко всем другим народам и расам:

«Двенадцать лет я выжил в различных областях как холодные, так и теплые Америки, Был всего 28 лет вне отечества… множество народов я видел, которые не так живут, как мы, не так, как и прочие европейцы; видел я людей разумных, видел и глупых, везде я нашел человека, но дикого нигде, и признаюсь, что дичее себя не находил».

 (Подготовлено по материалам Википедии и периодической печати).

На снимке: портрет Фёдора Каржавина. XVIII век. Автор неизвестен.