Воспоминания учеников и друзей

«Человек эпохи Возрождения», «энциклопедический ум», «человек-стихия» – таки эпитеты нам знакомы по отношению к историческим и литературным персонажам. Но немногие из нас сталкиваются с такими людьми в своей жизни в реальности и испытывают их существенное влияние на неё. Николай Юлианович Пушкарский был, без сомнения, таким человеком, и его неустанная деятельность – как просветителя, как лектора, как писателя весьма обогатила жизнь многочисленных представителей Русского Зарубежья, главным образом в Лос-Анжелесе, а также за его пределами, в течение нескольких десятилетий с 1950-х по 1990-е гг.

Мне посчастливилось иметь Н.Ю. в качестве преподавателя русской субботней школы при Спасо-Преображенском соборе на Фаунтен-авеню в Холливуде. По счастливому стечению обстоятельств, он стал руководителем нашей группы в 4-м классе, а затем продвигался вместе с нами каждый год, пока мы не закончили 10-й класс. Под его руководством мы изучали русскую грамматику, русскую географию и русскую историю. Как мы узнали позже, он не только преподавал предметы, но и в значительной степени отвечал за составление учебного плана и за написание учебников! Как удивительно это было для человека, который был юристом (!) в СССР, а в Америке по ночам работал уборщиком в каком-то офисном здании в центре города. У Пушкарского мы научились бегло говорить по-русски, читать произведения русской литературы и писать по-русски без ошибок (ни в орфографии, ни в грамматике). Его бескомпромиссная система оценок поощряла совершенство: каждая ошибка в еженедельном диктанте из 100 слов снижала оценку на минус: с 5+ до 5, до 5– и т. д. «Вы должны читать, читать, читать!» – увещевал он. «Домашний разговор –это хорошо, – говорил Н.Ю. – Но типичный разговорный русский язык дома – это около 500 слов. Вы должны читать, чтобы иметь словарный запас помимо „мама, я хочу кушать“ и „мама, я хочу спать“. От него мы также узнали разницу между Россией и Советским Союзом: «СССР – не Россия!» – так называлась глава в его учебнике географии России. А о сложном и трагическом ходе событий, приведших к революции 1917 года (она же – главная причина, почему мы все сидели на уроках русской школы по субботам), мы узнали опять-таки из его монографии «Всероссийский Император Николай II: жизнь, царствование, трагическая смерть».

По окончании русской школы наше общение с Н.Ю. не закончилось. Хотя он «отошёл» от своей формальной связи с русской школой при Свято-Преображенском храме, нонастоял на том, чтобы группа из его класса собиралась в его заставленной книгами квартире на Локвуд-авеню для еженедельных двухчасовых занятий по «сложным вопросам русской грамматики и синтаксиса». Большинство наших одноклассников из этой группы вполедствии сделали успешные карьеры, чему в большей или меньшей степени способствовал высокий уровень двуязычия, переданный нам Пушкарским. После того, как многие из нас разъехались по разным университетам, Н.Ю. вернулся к преподаванию, приняв новую групп учеников, на этот раз в русской школе при храме Покрова Божией Матери на Аргайл-стрит в Холливуде. Обе русские школы в значительной степени сохранили многоуровневую учебную программу, разработанную Пушкарским.

Русская культурная жизнь в Лос-Анжелесе в течение многих лет обогащалась «Устными журналами» Н.Ю., культурно-просветительскими вечерами, посвящёнными юбилеям выдающихся русских писателей, поэтов, композиторов, художников, учёных. Каждый «выпуск» состоял из вступительной лекции, как правило, самого Н.Ю., а затем ряда чтений и декламаций, выполненных бывшими и нынешними учениками, а также другими участниками, приглашенными из русской общины. Иногда была и музыкальная составляющая, если речь шла о композиторе или поэте, чьи слова были положены на музыку. На протяжении нескольких десятилетий Пушкарский провёл не менее трёх сотен таких мероприятий, что является поистине выдающимся достижением, учитывая его другие обязательства: преподавание, писательство и ночную работу.

В школе Н.Ю. придерживался строгой дисциплины: ходил по школьной территории с громко звенящим колокольчиком в руке, чтобы проследить за соблюдением сроков переменок: уроки начинались без опоздания; затем он с замашкой стучал по парте своей 18-дюймовой линейкой, чтобы привлечь класс к быстрому и пристальному вниманию. Он строго следил за тем, чтобы коллеги-учителя точно следовали его детальному учебному плану и требовал, чтобы учащиеся (и их родители) не отставали от своих академических успехов – непростая задача в культурно разнообразном сообществе детей-иммигрантов. Но серьёзный подход Н.Ю. давал результаты, и многие молодые люди, которым посчастливилось быть в центре его многогранного внимания, являются живыми свидетелями его наследия и продолжателями его традиции.

Н.Ю. был яркой и общительной личностью, которую нельзя было не заметить в любом обществе. Несмотря на небольшой рост, он обладал пронзительно громким голосом, который без колебаний использовал при самых разных обстоятельствах. Он был частым гостем в нашем доме, щеголевато одетым в белый льняной костюм. Громогласное приветствие оповещало всю округу о его прибытии. Он твёрдо верил в физические упражнения. Дома Н.Ю. следовал строгому распорядку: ежедневные приседания и растяжки, за которыми следовало обтирание ледяной водой. Он никогда не принимал горячего душа, так как считал, что это ослабляет организм и сопротивляемость болезням. Его режим сослужил ему хорошую службу – он достиг почтенного возраста 100 лет, прежде чем уйти из жизни.

Кажется парадоксальным, что, несмотря на огромный размах деятельности Н.Ю., его имя почти не встречается в поисковых запросах в интернете. Хотелось бы думать, что его имя будет написано золотыми буквами в анналах Русского Зарубежья в Лос-Анжелесе, что его статьи и бесчисленные «Устные журналы» будут упомянуты в истории. Пусть это краткое воспоминание поможет сохранить и прославить его память.

Владимир Морозан, Ph.D. Президент Musica Russica, основатель и куратор «Научной библиотеки православной музыки»