Владимир Басенков
– Это история, в которой место и радостным, и печальным событиям… Расскажите о самых ярких представителях русской эмиграции, с которыми вам с детства и до нынешнего ремени посчастливилось повстречаться на жизненном пути.
– Когда я рос, жизнь белой русской эмиграции кипела. В каждом приходе были яркие представители русской эмиграции: священнослужители, общественные деятели, профессора, дворяне, интеллигенция, музыканты, офицеры, представители казачества…
– Вот это да!
– …и совершенно простые люди, прошедшие советские и беженские лагеря, испытавшие потери и нищету. В 1950-х и 1960-х годах именно храм, а не какие-то литературные клубы, спортивные кружки и тому подобное (каждый из которых, несомненно, имел свое место), был центром русской жизни, местом встречи как с Богом, так и со своими русскими православными братьями и сестрами. В каждом приходе после воскресной литургии были обеды и чашки чая, люди очень долго не расходились, желая оставаться при храме, на островке России за ее пределами, как можно дольше. При кафедральном соборе в Монреале действовала библиотека, где проходили вечера с лекциями, литературными чтениями, богословскими курсами и самодельными «семейными вечерами», на которых прихожане храма и гости выступали. Мне, в частности, помнится замечательный Монреальский русский мужской хор под управлением бывшего солиста Жаровского хора Донских казаков – Сергея Болдырева.
Я поступил в семинарию в 18-летнем возрасте, так что не мог еще по-настоящему оценить многих ярких представителей русской эмиграции в Монреале. А в семинарии уже произошли встречи с удивительными священнослужителями.
– Поподробнее.
– В первую очередь могу назвать ректора семинарии, архиепископа Лавра (будущего Первоиерарха РПЦЗ), преподавателя догматики протопресвитера Михаила Помазанского, моего духовника – иконописца архимандрита Киприана (Пыжова), преподавателя литургики архимандрита Сергия (Ромберга) и многих других из числа братии обители. Деканом тогда был Евгений Евлампиевич Алферьев, автор книги «Письма Царской семьи из заточения». Помню, что когда я был на 4-м курсе, он мне поручил вместе с ним поехать в Ричмонд (штат Мэн), чтобы привезти княжну Веру Константиновну, дочку великого князя Константина Константиновича, троюродную сестру императора Николая II, на выпускной акт Свято-Троицкой семинарии.
– С какими людьми вам посчастливилось встречаться, однако…
– Мне выпала честь провести с ней вечер в Ричмонде, а затем около 7–8 часов в автомобиле по дороге в Джорданвилль и ужин в ресторане близ монастыря. Она являлась живым воплощением лучших традиций Дома Романовых и происходила из самой благочестивой ветви Романовых. Меня в ней удивило сочетание благородства и простоты и то, что она так живо интересовалась жизнью молодого семинариста.
Во время учебы в семинарии мы с группой семинаристов дважды ездили в монастырь Ново-Дивеево под Нью-Йорком к проживающему там почитаемому старцу русского зарубежья, архиепископу Андрею (в миру – протоиерей Андрей Рымаренко), у которого в 1928 году на руках скончался преподобный Нектарий Оптинский. В 40-х годах прошлого столетия духовником отца Андрея был схиархиепископ Антоний (Абашидзе), считавшийся прозорливым старцем. Владыка Андрей спас и вывез в Ново-Дивеево Владимирский образ Божией Матери из Оптиной пустыни – дар последних старцев Киеву; образ-портрет преподобного Серафима, писанный при его жизни; крест из Ипатьевского дома в Екатеринбурге, где была убита Царская семья, и два образа Спасителя, принадлежавшие Николаю II и находившиеся с Царской семьей в Тобольске и Екатеринбурге. Владыка Андрей проводил с нами краткую духовную беседу, да еще отвечал на вопросы семинаристов, большей частью касающиеся их личных судеб. Я никаких вопросов не задавал, но внимательно слушал, что владыка Андрей говорил. Встречи проходили у него в намоленной келье.
Еще мне помнится, что я несколько раз бывал в Знаменском соборе в Нью-Йорке, когда Синодальным хором управлял регент-композитор Борис Михайлович Ледковский. Я мало тогда разбирался в тонкостях церковного пения, но отметил его благородную, спокойную и стройную манеру управления и исключительно культурный и строгий репертуар хора. В 1979 году я посетил Мюнхен и несколько раз был на дому у историка русского богослужебного пения и церковного композитора Ивана Алексеевича Гарднера. Его рассказы о пении в Успенском соборе Московского Кремля и о богослужебной практике русских архиереев-литургистов, о блаженном митрополите Антонии (Храповицком) и архиепископе Челябинском Гаврииле (Чепуре) мне запомнились на всю жизнь.
