Ростислав Полчанинов
В июне 1959 Советский Союз устроил в центре Нью-Йорка, на площади Колумба, выставку своих достижений. Члены НТС – Национально-трудового союза (ныне Народно-трудовой союз) поспешили на выставку для встреч и разговоров с гидами. Кому удалосьпоговорить, кому не очень, а мне так и совсем не удалось. Подумав, решил написать письмо какому-нибудь коллекционеру. Достал финский бюллетень для коллекционеров с советскими адресами и нашёл там адрес Т.Полторацкой, проживающей в Тбилиси и собирающей спичечные этикетки. 23 июня 1959 ей было послано письмо. Оно было моим первым письмом на родину. Этикеток в нём не было, но были американские картонки от спичек. Полторацкой я объяснил, что в США спички не продают коробками с этикетками, а дают бесплатно 20 штук, прикреплённых к картонке как рекламу. Объяснил ей также, что выбрал её адрес потому, что мой отец, полугрузин, родился на Кавказе, вырос в Тифлисе и много мне рассказывал про Грузию. Ответ был скоро получен и с ним – 270 советских этикеток. Я написал, что не смогу ей прислать сразу столько же, но она предложила не считаться, а посылать, что найдётся. Грузинка Тамар (так по-грузински Тамара) Ивановна была очень рада обмену с США и просила прислать ей также и американские поздравительные карточки.
Получив такое письмо, я обратился к соработникам у Дугана с просьбой помочь, объяснил им, какое значение для пропаганды США имеют посланные в СССР спички и карточки. Ребята принесли мне около 200 карточек и примерно столько же спичечных картонок, которые русские коллекционеры называют «ковербоксами». Среди ковербоксов была одна с рекламой отеля на Канарских островах, в котором был наш рабочий с семьёй, когда у него был отпуск, о чём я вскользь упомянул. Тамар Ивановна на тему Канарских островов ни чего не написала, но обратила внимание на одну, которую она назвала «пин-ап», и просила прислать ей побольше таких. Что такое пин-ап я не знал и спросил знакомого в Дугане Алекса Катковского, что это такое. Оказывается, что в годы войны выпускались открытки с девушками, которые солдаты прикрепляли кнопками в своих шкафчиках, откуда и название – пин-ап гёрлс, или просто пин-ап. Он тут же нашёл объявление в моём журнале для филателистов, в котором предлагалось 10 таких за 50 центов. Я их, конечно, сразу же заказал и в следующем письме послал. Тамар Ивановна была в восторге и просила прислать ещё, даже если они будут двойниками, которые она исполь- зует для обмена, так как на них в СССР большой спрос.
Помню один забавный случай с рабочим-баптистом, готовившимся стать священником. Он посоветовал одному из моих друзей быть со мною осторожным потому, что я коммунист. Приятель, конечно, сказал, что это неправда и спросил его, кто это ему сказал. Кандидат в священники ответил, что как-то в разговоре я ему сам сказал. «Что сказал?» – спросил его мой приятель, и оказалось, что я сказал, что я – русский. В американских газетах вместо того, чтобы объяснить народу, что к чему, обычно коммунистов называли русскими. Даже правительство США стало проводить ежегодную антирусскую Неделю порабощённых наций, включив туда и казаков, как одну из порабощённых русскими нацию, и неизвестную нацию «Идель-урал».
Время от времени у Дугана появлялись разные немцы, так сказать, прямо с корабля. Помню одного дантиста, бежавшего из советской ГДР – Германской демократической республики в западную ФРГ – Федеративную республику Германия. У нас были разговоры, интересные нам обоим. Я его лучше понимал, чем местные немцы, и был первым русским эмигрантом, с которым он мог поговорить по душам. Он нам рассказывал, как он не смог бежать в Западный Берлин, но как дантист устроился в городке недалеко от границы и в один прекрасный день бежал в ФРГ. Там ему выдали 20 марок и отправили в лагерь для таких же, как он, беженцев. Там он, конечно, должен был рассказать о себе и об обстановке в ГДР. Он сказал, что если такое деление продлится дольше, то будет два разных немецких народа, и добавил, что не Господь ли пожелал на немцах показать людям разницу между демократией и коммунизмом. За 30 лет коммунизма восточные немцы стали какими-то ушедшими в себя, менее сообразительными и безынициативными. После объединения ГДР с ФРГ его предсказание почти сбылось, и западные немцы прозвали восточных ОСТами. Вторым интересным для меня немцем был бывший лётчик. Во время войны в лётчики брали только надёжных, с точки зрения нацистов, людей, но он нацистом не был. Мы понимали друг друга с полуслова и скоро подружились. Когда он стал механиком, то ему повысили жалование, и работа была легче. Он предложил научить меня этому ремеслу. Я сперва отказался, сказав, что вряд ли из меня получится механик, но он настоял, чтобы я попробовал. Учился, старался, но экзамена так и не сдал.
Один рабочий-ирландец однажды мне откровенно сказал, что в Америку приехал, чтобы подработать, и что понимает меня, почему я с детьми говорю по-русски. Он тоже с дочкой говорит по-ирландски, и как только ей исполнится 6 лет, он, чтобы не отдавать её в американскую школу, вернётся в Ирландию. Приехавший из Италии албанец, потомок соратников Скандербега, покинувших Албанию более 500 лет тому назад, говорил по-албански. Разве это не чудо и не пример нам, русским за границей. От него мне удалось узнать, что албанцы в Италии хранят и развивают албанский язык и культуру, которую турки старательно затирают. Это только они являются голосом албанского народа, а не албанцы, оказавшиеся на родине под турецкой властью. Один грек, научившись за 3 дня читать по-русски, очень этим гордился и удивлял других рабочих. Я говорил рабочим, что кириллица во всех языках читается одинаково, а латиницу каждый народ читает по-своему. В этом отношении кириллица – самая передовая азбука в мире. У Дугана я работал, пока фабрика в 1967 не обанкротилась, потом короткое время – на хлебной фабрике Тамас, а потом – на Радио Свободе. Но это уже другая тема.