Галина Алпатова Мамин отец, Митрофан Андреевич Шуневич, был пограничным офицером, полковником, который окончил Петровский Полтавский К.К. в Полтаве, затем – Константиновское артиллерийское училище, после чего он был назначен в Киев, где семья проживала до 1917 г.
Мама очень тепло вспоминала своего отца, когда в 1919 г. он влетел в их каюту на пароходе попрощаться. Он ее высоко поднял, крепко обнял и несколько раз поцеловал. Мама всю жизнь помнила выстрелы, которые слыхала, когда их пароход отходил. Отец оставался в Белой Добровольческой Армии до конца осени 1920 года и эвакуировался вместе с генералом П.Н. Врангелем.
Был он и в Галлиполи, позже попал в Югославию, но жизнь так сложилась, что семья не смогла воссоединиться. Семьи Сенницких и Шуневич (мать с детьми) были приняты Югославией. Дед ушка попал в Суботицу, а мамина мать – в Панчево, а затем – в Белую Церковь, когда узнала об открытии там Крымского К.К. и Мариинского Донского института, куда записала детей: сына Игоря – в Крымский Кадетский корпус, а сестру Ирину и маму Ольгу – в Институт.
Живя в Югославии, мама нас, детей, Сашу и меня, возила в Суботицу навещать дедушку Вику и бабушку Аню. Не могу вспомнить, где находились тогда их дети: у Константина было двое детей, а у Павла – одна дочь. Знаю, что сын Константина В. Сенницкого Георгий попал в Чили, а семья дочери Марии – в Англию, в предместье Манчестера. Павел В. Сенницкий попал в Германию, а позже – в Польшу. Вспоминаю, когда к нам приезжала погостить наша тетя Ира, мамина сестра, а дядю Игоря мы несколько раз видели в Белграде, и когда он работал на юге Югославии, но мы переписывались. И с началом войны, и с советской оккупацией в 1944 для белых русских жизнь была тяжелая, тревожная и опасная. Многие русские просто исчезали, других забирали и посылали в лагеря…
Вспоминаю, как мы с Сашей в 1994 году летали в бывший СССР, чтобы увидеть впервые стран у наших предков. Не могу сказать, что оттуда мы привезли радостные впечатления. В Петербурге мы остановились у дальних родственников нашей бабушки Тони, жены дедушки Александра Терентьевича Мирошниченко. Было просто неописуемо радостно встретить действительно наших дальних родственников. Их малюсенькая квартира была полна книг. Отдельных спален не было, а были только топчаны, которые выдвигались. В аэропорту было темно и пусто. Ничего не светилось, чтобы привлечь туристов объявлений не было.
А наша поездка поездом в Москву навсегда нам запомнилась. Мы ехали ночью, но так и не смогли заснуть, так как проводница предупредила, что на нас могут напасть и обокрасть, и чтобы мы были очень осторожны.
Кроме этого, повсюду красовались красны е звезды, и названия улиц, и станций… все напоминало расстрелы, ссылки… Все указывало на устойчивость того же оккупационного советского строя. В Смольном Институте, в котором когда-то училась наша прабабушка Анна Николаевна Родионова, стояла большая статуя Ленина, вождя, который сумел околдовать рабочих каким-то интернациональным утопическим устройством, где «родина» и русские не существовали, а только использовались. Невольно вспоминаешь слова из его книг, которые мы когда-то прочли: что голодом он заставит людей подчиниться его идеям, и что ему на «Россию наплевать», лишь бы этот интернациональный советский строй победил. Вот и устройство, о котором писа ла мама: “…отняли нашу благоверную веру, которая учит любви и святости, на которой выросла русская культура, которая воспитала русский народ!…”
В Москве мы побывали на Красной площади. На улице Волхонка видели яму, здесь в 1931 г. по приказу Сталина был взорван прекрасный Храм Христа Спасителя (восстановлен в 1999 году) Как это все тогда позволялось! И смерть миллионов русских, которые были названы «врагами народа»? Правда, что возрождение России началось, и что взорванные храмы и церкви восстанавливаются, но православной веры нет у правящей элиты. Всюду ложь, умалчивание и игнорирование правды. В школьных учебниках, книгах, фильмах… всюду искажение Русской истории, неприязнь к прошлому и предкам, которые жили до октябрьского переворота. Все это в православии – тяжелые грехи… На вебсайте брата www. dorogadomoj.com хорошо написано о грехе и совести… Можно сказать, что настало время, чтобы наша заграничная церковь вмешалась и начала требовать, чтобы вся элита жила бы по совести, как учил когда-то св. Владимир. Получается, что они о своих грехах не знают, а желательно бы было грехи перечислить и покаяться. Мы подчиняемся церкви в Москве, но те законам церкви не подчиняются.
Теперь перейдем к теме о благодарности, высказанной нерусскими, и о нашей маме, брате, дяде Игоре и моем дяде Саше, который своей примерной работой произвел сильное впечатление на хорватов – католиков – больших шовинистов.
Выше говорилось, что у маминой мамы, нашей бабушки Анны Викентьевны Шуневич (урожд. Сенницкой) и у дедушки, Митрофана Андреевича, было трое детей, и что мать с детьми попала в Панчево, а затем – в Белую Церковь. Дяде Игорю было 6 лет, когда его вывезли из Одессы в 1919 г. Он учился в Крымском К. К. в Белой Церкви,
а после был вынужден сам себя содержать, работая на железных дорогах и одновременно учась на техническом строительном факультете в Белграде. Многим студентам приходилось так жить, совмещая работу и учебу. Так как дядя был хорошо физически развитым, красивым молодым человеком, ему предложили поработать моделью – позировать в качестве русского офицера с саблей для памятника русским воинам 1-ой Мировой войны. Идея поставить памятник принадлежала генералу Михаилу Федоровичу Скородумову, который был основателем Русского Корпуса на Балканах. Дядя Игорь позировал для этого памятника и как русский офицер, и как Архангел Михаил, который был поставлен на памятнике как хранитель воинов. Под годом “1914” на памятнике написано: “Императору Николаю II и двум миллионам русских воинов, павших в Первую мировую войну.” Под самим памятником был склеп, в котором хранились останки русских воинов, погибших в 1916 г. на Салоникском фронте, подобранные на полях битв.
