Ростислав Полчанинов

Сам Болдырев так описал это событие: «Я вскочил и, подняв правую руку, пошёл на танки, крича во весь голос: «Stop Fire – прекратить огонь!» Как ни странно, огонь прекратился. Из головного танка выскочил молодой американский офицер.

– Who the hell are you – кто ты, чёрт побери? – сердито рявкнул он на меня.

– I am Russian – я русский.

– Russian officer – русский офицер? – спросил он.<…>

Оставив этот вопрос без прямого ответа, я стал объяснять, что перед ним – русский лагерь, где много женщин и детей». Дальше Болдырев писал, как за ним приехали американцы, как пригласили его и его семью к себе на обед обсудить положение. В штабе, который находился в Нордхаузене, «нас встретило всё Военное управление в полном составе: полковник Камерон, его заместитель старший лейтенант Зорган и лейтенанты Ляфлам, Руссо и Роджерс. <…> Все они были заaхвачены врасплох творившимися в Нордхаузене безобразиями. Никто из них не говорил ни на одном языке, кроме английского. Только Зорган – немножко по-немецки. Во время обеда я им изложил положение вещей в области (ландкрайсе) и как, на мой взгляд, можно было бы навести в нём порядок среди Ди-Пи. Камерон ухватился за меня, как утопающий за соломинку. Попросил всё это написать. Мы остались ночевать в их вилле, а наутро я представил свой план».

План Болдырева понравился американскому командованию, и они его тут же приняли к себе на службу со званием «Организатора и администратора перемещённых лиц в районе ландкрайса Хохенштайн». Болдырев сказал американцам, что в его фирме работают русские эмигранты, говорящие на любых языках Европы, способные, опираясь на американскую силу, навести порядок среди иностранцев и снабдить их всем необходимым. Болдырев обратил внимание на необходимость остановить разграбление брошенных немцами складов продовольствия и вещей и попросил дать для этого вооружённую охрану. У американцев для этого не было солдат, но они охотно дали Болдыреву оружие, чтобы он организовал охрану лагерей из своих людей. Это американское оружие потом спасло нас от насильственной репатриации.

В официальном документе, выданном американцами Болдыреву, было сказано: «Когда это отделение Военного управления приступило к исполнению своих обязанностей в этом районе, наличие в нем 40 тыс. перемещённых лиц представляло собой серьёзнейшую проблему хаоса и нарушения общественного порядка… С принятием на себя полной ответственности для решения этой проблемы, г.Болдырев организовал этих людей в группы, провёл регистрацию всех перемещённых лиц, разместил их в 16 лагерях вместимостью от 600 до 18 тыс. человек. Он создал адекватную систему их снабжения продовольствием, организовал на местах амбулатории и изоляционный госпиталь для тифозных больных Ди-Пи. Он обеспечил рабочую силу и оборудование для выполнения экстренных рабочих проектов в кратчайшие сроки».

Наведенный порядок облегчал работу с детьми. Прошедшим подпольные КДВ я объяснил, для чего мы их собирали и чему их учили, и им было предложено собрать звенья. Первый сбор дружины состоялся 28 апреля. К этому времени в дружине было уже 54 человека, в том числе 5 руководителей. Начальником отряда разведчиков был назначен А. Доннер, а отрядом разведчиц – сестра Жеки Харченко – Юлия Квятковская, которая имела опыт работы с пионерами.

Вопрос форм был решен сразу, хоть и не очень удачно. На одном немецком складе в Норд-хаузене были найдены формы сине-стального цвета для немецких девушек «флакхельферин» – помощниц на зенитных батареях. Короткие штаны, рассчитанные на девушек, застегивались по бокам, что для мальчиков было не очень удобно. Для косынок были использованы простыни, найденные в СС-овском госпитале. Для разведчиков мы их выкрасили в оранжевый цвет лекарством «бронтазиль», который был найден там же, для руководителей были использованы зеленые косынки для перевязок, которые мы назвали «трофейными», а для разведчиц косынки были выкрашены в синий цвет краской, приобретенной у одного жителя лагеря. Звеновые флажки шились из жёлтых немецких нарукавных повязок с надписью “Deutsche Wehrmacht”, предназначавшихся для штатских лиц на военной службе.

Второй сбор дружины состоялся на Пасху, совпадавшую в 1945 г. с днем св.Георгия – 6 мая. По случаю праздника организации был устроен парад, и начальник лагеря Болдырев пригласил на него американских офицеров, которые почти все оказались бывшими скаутами. После парада Болдырев для гостей и разведческих руководителей устроил чашку чая. Американцы признались, что им трудно поверить, что в такой короткий срок можно было сформировать дружину. Во Франции они не встретили ни одного скаута и меньше всего ожидали встретить скаутов в Германии, к тому же русских, и в самые жаркие дни войны. Американцам я рассказал о нашей подпольной работе, а на них особенно сильное впечатление произвели старые шелковые знамена – Белградского Суворовского и Сараевского Корниловского отрядов и металлические лилии на руководителях. Один из офицеров обратился ко мне со скользким вопросом, что мы будем делать, если советские власти потребуют от своих союзников, американцев, запрещения деятельности русских скаутов? На это я ответил, что нас уже один раз запрещали гитлеровцы, так что у нас на этот счет есть опыт. Офицер пришел в восторг и стал меня хлопать по плечу, приговаривая «boy, oh boy! – молодцы!». Переводчиком был Болдырев, которому мой ответ тоже понравился. Американцы приобрели много новых сведений о русских, а мы, русские, – несколько новых друзей.

В тот же день был выпущен в 5 экземплярах первый номер журнала «У костра. Журнал дружины скаутов-разведчиков Нидерзахсверфен». В журнале был мой первый приказ о назначении Бориса Тихоновича Кирюшина начальником канцелярии Западно-Германского отдела и А. Доннера – начальником дружины в Нидерзахсверфене, и первый приказ А. Доннера по дружине.

Чтобы не было паники, от нас скрывали, что американцы передадут Нидерзаксверфен и всю Тюрингию большевикам. Так продолжалось до 9 июня 1945 г., когда начался переезд лагеря из Нидерзахсверфена в Американскую зону оккупации. Мы прибыли в Кассель, ближайший город, но американский комендант не хотел нас принять. Начальник лагеря Болдырев стал доказывать, что мы имеем право на переезд к американцам, и комендант сделал вид, что согласился. Он сказал, что нам дадут ужин в лагере Маттенберг, а ночевать мы будем недалеко в пустующем лагере. Как потом выяснилось – это был советский пересыльный лагерь. Американец, послав нас туда ночевать, известил об этом советских репатриантов, думая таким образом избавиться от нас.

Рано утром появились грузовики. Из кабинки первого вышел советский офицер и скомандовал: «Давайте грузиться!».

– Зачем? Куда? – послышались голоса проснувшихся людей.

– Как куда? На родину! – последовал громкий ответ советского офицера.

– Ни на какую родину мы не поедем, – ответило ему несколько голосов.

– Поедете! – и он вынул пистолет.

Тут поднялись вопли и крики. Некоторые из гревшихся у костра схватили винтовки и щелкнули затворами. Советский офицер этого не ожидал, он сел в кабинку и приказал ехать. Не будь у нас оружия – быть бы нам, старым эмигрантам, советскими в Советском Союзе.

Встретив вооружённый отпор со стороны Ди-Пи, не имевших права иметь оружие, советский офицер, конечно, доложил об этом американскому коменданту, который потребовал от Болдырева сдать оружие. Болдырев сперва ответил отказом, сказав, что мы не сдадим оружия, пока над нами висит угроза выдачи большевикам, но потом должен был согласиться. Вот тут-то и пригодились его связи с американцами, среди которых были как сторонники большевиков, так и убеждённые противники. Болдырев согласился сдать оружие только с условием, что нас будут охранять американские часовые. В своих воспоминаниях Болдырев писал: «Я просил командование назначить в лагерь военного коменданта <…> 10 июля в лагерь прибыл майор Филипп Л.Стирс <…> Не вмешиваясь во внутренний уклад лагеря, он, как ярый антикоммунист, всеми силами оказывал ему помощь и поддержку». Это был единственный случай, когда американцы с оружием в руках охраняли русских Ди-Пи от советских агентов по репатриации.

Мало того, американский комендант не разрешал советским офицерам приезжать в лагерь, чтобы вести пропаганду за возвращение на родину, а американские часовые следили, чтобы в наши руки не попала какая-нибудь советская литература. Со мной был такой случай. Шёл я однажды домой в лагерь. Передо мной проехал на джипе советский офицер и бросил пачку газет в сторону лагеря. Я их хотел поднять, но часовой закричал на меня и приказал не трогать брошенные газеты.

Под охраной американской армии мы были недолго. 14 июля в Менхегоф прибыл отряд, как мы говорили, Унры 505 (UNRRA – United Nations Relief and Rehabilitation team), состоявший из пяти французов: Филипп Бальмель (Ph.L.Balmelle – начальник), барон де Нерво (помощник), Александра Дюмениль (бегло говорившая по-русски), Дамар-Лежен (скаутская руководительница) и Малаваль. Началась проверка. Жители лагеря должны были доказать, что немцы их насильно привезли в Германию на работу, и что они до 1 сентября 1939 г. находились вне пределов СССР. Получение советского подданства после указанной даты американцы в счёт не принимали. Признав, что среди жителей нет советских подданных, 23 августа 1945 г. лагерь перешёл полностью в ведение ЮНРРА.