Людмила Полчанинова-Селинская
Выступление Алексея Серафимовича Слободского
Его крепкая вера посл ужила ему неисчерпаемой духовной силой в тяжелые годы войны и давала ему надежду, ибо надежда – вторая из главных христианских добродетелей – есть твердая уверенность, что Бог заботится о нас и нашем спасении и дарует нам обещанную благодать. И эту надежду Серафим хранил в сердце своем во все тяжкие годы войны и плена.
Серафим был мобилизован в 41 году, когда немцы напали на Советский Союз. Он был назначен в батальон лишенцев, т. е. ненужных, – сынов священников, преступников и прочих бесправных, и был брошен на фронт без всякой подготовки. Серафим подвергался многим опасным происшествиям, в которых подтверждалась его надежда о Божием попечении.
Вот один такой случай. Батальон двигался вперед. Рыли окопы, куда-то ехали и мерзли в теплушках, шли, опять рыли, опять шли. И вот перед ними поле, а за полем – лесок. Надо выяснить, есть ли немцы в лесу и минное ли это поле. Кто пойдет?
– Слободской! – ткнул пальцем комиссар.
Уже не в первый раз посылали его в разведку. Почему всегда его? Шел он всегда охотно и смело, всегда надеясь на Господа Бога, и отчего-то с ним не страшно было идти. Двое других вызвались добровольно. Серафим зашагал по полю.
– Эй, ты! – слышит он крик сзади. – Хоть пригнись!
Нет, что ему пригибаться. Никто не стреляет. Идет себе и идет. Те двое тоже идут. Дошли до леса, обернулись, видят: машут руками, идите, мол, обратно. Пришли обратно. Ну, значит, ни мин, ни немцев там нет.
– Как стемнеет, двинемся!
Ждали темноты, лежа на еще теплой земле. Косые лучи солнца освещали лесок, который так важно было занять, и Серафиму хотелось, чтобы время застыло. Посвежело. Оранжевые макушки деревьев медленно бледнели. И вдруг потухли. Быстро спускались сумерки и густела темнота. Раздалась команда. Побежали цепью, пригнувшись. И Серафим побежал. Не добежали и до середины поля, как встретил их и покосил пулеметный огонь. Серафим добежал до леса. Его не зацепило. Вошел в чащу. Темно. «А что же дальше? Где все?» Пулемета не слышно. Сделал два-три шага, прислушался. Как будто голоса – вот там, за кустами. Раздвинул кусты и остолбенел от удивления. Прямо против него почти лицом к лицу – человек! В круглой каске. Не наш… Немец! И в ту же секунду яркий свет хлестнул по глазам и раздался сухой треск выстрела. Серафим закрыл ослепленные глаза руками: «Он выстрелил в меня?!»
Когда же отнял руки от лица и к нему вернулось нормальное зрение, никого больше не было. Немцы, может быть решив, что тут весь батальон, дали ходу: «Как же это он в меня не попал? Ведь в упор?.. Господи Боже… Ангел Хранитель мой!» – подумал Серафим. И защемило сердце тихой радостью. И таких случаев было много. Взрывы, пули, гранаты, стрельба, но Серафим, имея надежду на Господа, как бы защищенный невидимой броней в перекрестном огне, оставался невредим.
Но вот к концу 42 года его батальон был окружен немцами и взят в плен. Итак, в военнопленном лагере в Каунасе, в Литве, суровая жизнь постигла Серафима: у жасные условия, голод, грязь, болезни, холод и жестокое обращение немцев. Смерть окружала Серафима! Несмотря на то, что он был не менее истощен, чем другие, его молитва и упование на Бога поддерживали его падающие силы. Серафим старался не унывать, зная, что «Но и волос с головы вашей не пропадет» без воли Господа». (Лука 21:18)
Когда была возможность, Серафим рисовал и делал наброски карандашом на обрывках бумаги. Однажды нарисовал часового. Тот пришел в восторг, а затем повёл его к коменданту лагеря. Это был особенный, счастливый день, и с этого дня судьба военнопленного Серафима Слободского пошла по совсем особом у пути. Комендант лагеря был высококультурным человеком и очень любил искусство. Он отобрал художниковиз военнопленных, включая Серафима, и они писали картины, пейзажи и портреты. Это две картины, которые мой отец написал, когда он был в плену в Литве. Художников тоже посылали под конвоем в Каунасский Музыкальный Театр, чтобы писать декорации для оперных выступлений, намеченных для немецких офицеров. Я лично навестил этот театр в 2013 году и видел мастерскую, где работал мой отец. В лагере он встретил двух художников, которые стали его пожизненными друзьями, Николая А лександровича Папкова и Андрея Александровича Ростовцова, и они вместе дали обет, что если Господь выведет их невредимыми из плена, то они построят православный храм во славу Божию. Художество спасло им жизнь и дало возможность избежать наступающую Советскую армию. Итак, надежда о Господе сохранила их, и в 45 году, после окончания войны, они поселились со множеством других русских беженцев около Мюнхена в Германии.
Неисповедимы пути Господни, скрестившие пути Серафима Слободского и Елены Алексеевны Лопухиной в послевоенной Германии. Семья Елочки, Лопухиных, приехавших в Мюнхен, поселились в Доме Милосердного Самарянина, начатом отцом Александром Киселевым. Он вел жертвенную благотворительную работу и всячески оказывал русским помощь, и многие там находили пристанище. В этом доме была амбулатория, издательский отдел, гимназия. Там 20-летняя Елочка и её мать Фекла Богдановна записались на курсы сестер милосердия. Вскоре Ёлочка начала преподавать в их\ школе. И, конечно, с семьёй принимала участие в богослужениях и пела в хоре.
А Серафим, живший тоже около Мюнхена, в Пасинге, полный энергии и энтузиазма, устраивал всевозможные мероприятия и спортивные состязания, но главное, чувствуя неимоверный духовный голод среди людей, попавших за границу после войны, основал религиозный кружок молодежи. Созревший в вере и убежденный, он вел дискуссии, интересовал и увлекал их. В 48 году его кружок был приглашен на съезд РСХД – Русского Студенческого Христианского Движения, – устроенный тем же отцом Александром Киселевым. На этом съезде Серафим познакомился c Еленой Алексеевной. Вскоре они полюбили друг друга и в 49 году поженились. Это была двойная свадьба. Олег Михайлович Родзянко и сестра Ёлочки Татьяна Алексеевна Лопухина повенчались вместе с ними.
Хочу сказать несколько слов об отношении и той особенной связи, которая была между моими родителями. С первого дня они всё делали и решали вместе. Расскажу один случай, который показывает, насколько мои родители были готовы вместе всё решать и уступать друг другу. В те послевоенные годы было множество русских, очутившихся в Германии на чужбине. Постепенно все они переселялись и находили постоянное жительство в разных странах. Так и случилось, что регент и псаломщик их храма уехал, и не было никого, хорошо знающего славянский язык. Елена Алексеевна взяла на себя этот подвиг, вы учила чтение, пение и устав, и службы продолжались чинно и гладко. А Серафим Алексеевич, понимая, что его Ёлочка нужнее в храме, по вечерам смиренно оставался дома и
сторожил новорожденную дочку, Таню, хотя Бог и храм у него были на первом месте. Не было ли это Промыслом Божиим, давшим будущей матушке возможность пройти такую школу, из которой она вышла с редким знанием церковного устава!
В 51 году Серафим принял священство, хотя долго отказывался, считая себя недостойным и зная свои недостатки – вспыльчивость и требовательный характер. Его жена уговаривала его и поддерживала его в этом решении. Как видите, и в этом великом деле они приняли решение вместе. После их приезда в Америку в 53 году о. Серафим был назначен настоятелем маленького храма Покрова Пресвятой Богородицы в Наяке. За короткое время о. Серафим и матушка завоевали уважение, доверие и любовь прихожан.
