Иван Лисенко

ВСТУПЛЕНИЕ

Идея написать этот отчет о моем опыте в летнем лагере в 1950-х и 60-х годах пришла мне в голову во время занятия велоспортом – довольно скучной и изнурительной формой упражнений, которая для меня заменяет настоящую езду на свежем воздухе в ненастную погоду. Техника, которую я разработал для прохождения урока, заключалась в том, чтобы мысленно отвлечься и подумать о чем-нибудь приятном. Я недавно следил за обсуждениями на странице Camp PORR в Facebook, и когда я нудно крутил педали, мой разум блуждал и был наводнен воспоминаниями о летнем лагере, я рассеянно слушал одним ухом, как инструктор класса побуждал нас вращать педали быстрее, работать усерднее, дышать и т.д. Я почувствовал острую необходимость записать эти воспоминания на бумаге. Думаю, я представлял себе это как способ вернуться в то время, к той манере речи и заново пережить чувства, как хорошие, так и плохие, которые сопровождают любое путешествие по переулку памяти. Итак, вот оно, путешествие…

ОБЗОР

Русская революция вытеснила тысячи мужчин и женщин, не желающих становиться подданными нового коммунистического режима. Многие были верны свергнутому царю и покинули родину, чтобы избежать преследований и смерти. Они поселились в различных частях Европы (в первую очередь, в Восточной Европе) и жили своей жизнью, сохраняя свой язык и культуру различными способами, в том числе продолжая традицию разведчиков, которая в России восходит к временам Петра Великого. В этой традиции был сильный военный элемент, а также сильная связь с монархией. Вторая мировая война вызвала второй переворот в жизни этих эмигрантов, поскольку они были вынуждены двинуться на запад, чтобы избежать вторжения красной армии в Восточную Европу. В конце концов они вместе со второй волной русских эмигрантов, состоящей из советских граждан, уехавших вместе с отступающими немцами, были рассеяны по всему миру, многие из них оказались в США. Те, кто селился на восточном побережье в
районе Нью-Йорка, часто оказывались где-то в гетто, будь то нижний Манхеттен, Бруклин, Вашингтон-Хайтс или Ньюарк. Движимые желанием убрать своих детей с улицы в течение долгого, жаркого лета, они искали убежище и нашли его в Кассвилле, штат Нью-Джерси, в центральной части штата, на северной окраине области, известной как «сосновые пустоши». Русские эмигранты (те, которые приехали в США в 1920-х и 30-х годах) основали там русский летний курорт под названием «ROVA Farms» рядом с небольшим озером (Cassville Lake), а также построили летние дома и небольшую церковь Св. Владимира.

ЛАГЕРЬ НОРР (1951-1954)

Впервые меня отправили в лагерь НОРР (Национальная Организация Русских Разведчиков) в возрасте семи лет в 1952 году. Лагерь располагался в получасе ходьбы от ферм ROVA и озера Кассвилл. Я не помню много подробностей (я был одним из самых маленьких детей и пробыл там всего один месяц), но там было не так уж всего много – палатки, кухня и место, где можно поесть. Мы ходили купаться на озеро. Местные жители находили нас интересными и временами изводили нас, называя «коммуняками». Они понятия не имели, как далеки они были от реальности. Преследование включало ночной «рейд» на наш лагерь, совершаемый некоторыми подростками. Но в следующий раз, когда они опять попробовали, мы были готовы (мы, маленькие ребята, были частью наблюдателей) и поймали двоих из них. Я помню, как одного из них привязали к стулу, пока руководители нашего лагеря ждали прибытия полиции.

Там был Петр Федоров, а его бабушка Надежда Платоновна была поваром. Воодушевляющим лидером лагеря был бывший генерал Белой армии, который вскоре скончался. Я помню, как меня повезли на его похороны. Российские похороны – отличный способ узнать о жизни и смерти – шрамы от первой травмы, когда все целуют труп в лоб, могут длиться годами.

В 1953 году лагерь переехал на новый участок площадью 5 акров на Беннетс-Миллсроуд, недалеко от Лейквуда, штат Нью-Джерси. Участок был приобретен с помощью князя Белосельского-Белозерского и его жены, наследницы из Америки. К настоящему времени мне было 8 лет, и мои родители, а также родители многих моих друзей решили, что два с лишним месяца – это хороший промежуток времени для нас, чтобы быть на попечении совершенно незнакомых людей, которые понятия не имели, как справляться с этими детьми, кроме как в контексте военного воспитания. Но это был русский язык, так что я полагаю, что в их глазах все было нормально. Тот факт, что это было довольно дешево, я уверен, имел какое-то отношение к этой поездке, поскольку большинство семей русских эмигрантов все еще едва выживали. И многие из нас все еще оставались в гетто.

Необходимо расчистить территорию, поставить палатки, построить санитарные сооружения… Многое из этого сделали взрослые волонтеры и дети постарше. В Лейквуде росла русская община, и многие из добровольцев пришли из группы людей,
сформировавших ассоциацию «Родина». Мне за помнился один из них – Ник Новики, который был водопроводчиком, разнорабочим и очень забавным парнем. Он говорил с нами, как будто мы были взрослыми, а дети это ценят.

Я помню огромную груду срубов в конце подъездной дороги к собственности Беннетс-Миллс, и мы часами лазали по ней, ища ящериц, и просто дурачились. Вокруг лагеря почти не было никаких застроек, и для нас это было прекрасно – лес был местом, где можно было спрятаться от руководителей, залезть на деревья и исследовать. Большая часть земли вокруг этого района все еще обрабатывалась, и наши долгие походы вели нас мимо кукурузных полей, огородов… Походы были мини-военными упражнениями, и мы выполняли упражнения, такие как ныряние в канавы, чтобы избежать обстрела с самолетов. Еще у нас были инсценировки военных учений посреди ночи, и мы играли в «игру» под названием «нападение» («атака»). Мы были разделены на две команды, цель заключалась в том, чтобы охранять свой собственный флаг, пытаясь украсть флаг у наших противников.

Поскольку в те ранние годы не было реальных сооружений, таких как спортивные площадки или бассейны, «походы», марши, посещение уроков русской истории, географии и литературы, а также самостоятельные прогулки по лесу – так проходил наш день. По вечерам разводили костер, пели и играли, не могу вспомнить названия многих игр, кроме одной, которая, как мне кажется, называлась «платочек». Цель состояла в том, чтобы украсть носовой платок, помещенный в середине двух линий детей, стоящих на расстоянии примерно 50 футов друг от друга. Вызывали по одному игроку от каждой команды, выбранная пара кружила вокруг платка, пока тот или другой не хватал его и не убегал обратно к своей команде. Была еще одна игра, в которой мы входили в круг и бегали.

Примерно в это же время я начал замечать девушек. Особенно старших, но они находили нас, маленьких мальчишек, очаровательными, учили нас бальным танцам и баловали нас по вечерам, когда мы подпевали песням типа «Слети к нам, тихий вечер, на мирные поля!», которые заставляли нас тосковать по мамам.

Озеро Энно (теперь называемое «Пруд Беннетс»), находящееся примерно в миле от кемпинга, было нашей купальной ямой. Мы ходили туда каждый день, и в жаркий душный день казалось, что это намного дальше мили. Это было не са мое чистое озеро, часто мы вы ходили из него более коричневыми, чем заходили. Тем не менее, оно было мокрым, и мы учились плавать, когда старший мальчишка утаскивал нас в глубокую воду. Как-то мы выжили. Помогло пение по дороге туда и обратно.

Периодически в лагере проводились церковные службы, участвовали и в праздничных
службах в церквях в Лейквуде и в Кассвилле.

За исключением того, что мы провели в лагере часть июня, а также весь июль и август, большинство из нас виделись только во время празднования Рождества, проводимого в Доме Свободной России на западной стороне Манхэттена. Среди нас были талантливые люди, и спектакли, которые ставились в рамках «Елки», получали восторженные отзывы в эмигрантской прессе (мы называли ее газетой «Бродяга слобо» – Новое Русское Слово).

Помню первых Разведчиков

Среди моих ровесников были: Петр Федоров, Вова Касперук, Саша Флоров и Алексей Сиеницкий. Немного старше был Георгий Ринк («Бульба»), еще старше – Эдвард Ткачук, который учил нас гимнастике, и Георгий Челбаташян, который учил нас русским народным танцам.

В общем, те ранние годы (1952-54) были счастливым временем. Я смутно припоминаю некоторые не очень приятные происшествия, связанные с насмешками и издевательствами, которые я, по большей части, эффективно заблокировал в своей памяти.